Путин запустил процесс демобилизации: кто в числе первых вернется домой из зоны СВО и почему точные сроки до сих пор неизвестны?

«Решение принято, детали уточняются» — фраза, сказанная Владимиром Путиным летом 2024 года, прозвучала для многих как глоток воздуха.

Особенно для тех, чьи близкие больше года находятся в зоне СВО. Но что стоит за этими словами на деле?

Обещание прозвучало. А дальше — тишина

Это было первое публичное упоминание о демобилизации за полтора года. Но если вы ждали конкретики — увы. Кто именно сможет вернуться? Когда? На каких условиях? Ответов нет.

А ведь вопросов — десятки. Что делать, если у бойца умер близкий родственник, а он всё ещё в окопах? Или если после боёв у него начались приступы паники, но врачи привычно пишут: «стрессовая адаптация»? И как быть, если дома — тяжело больная мать или трое маленьких детей?

История без конца

Сергей из Ростова-на-Дону — один из таких примеров. Его мобилизовали осенью 2022 года. С тех пор жена одна тянет троих детей. А он — всё на службе. «Командир только разводит руками: „Жди указаний сверху“. А сверху — тишина», — говорит он.

Кого обещают отпустить первыми?

Официальной инструкции нет, но портал «Объясняем.рф» ссылается на источники в Минобороны. Мол, сначала уедут:

– контрактники с истекшими сроками; – тяжело раненые или те, у кого серьёзные психологические нарушения; – многодетные отцы и единственные кормильцы.

Звучит логично. Но на деле — всё не так просто. Как, например, доказать психологическую травму, если медики часто не хотят «раздувать» диагноз? Или подтвердить статус кормильца, если документы остались в зоне боёв?

Слово эксперта — с долей горечи

«В первую очередь поедут домой те, кто на грани — физически и морально. Но кто это решает? И по каким критериям?» — рассуждает военный психолог Дмитрий Семёнов. По его словам, система работает по принципу сито: кому повезёт — уйдёт. Остальные — дальше по кругу.

Даже если ты в списке — это ещё ничего не значит

Формально подходишь — но всё решает командир. Он может объявить тебя «незаменимым», тормознуть медкомиссию или затребовать справки, которые добыть невозможно.

История Андрея из Казани — лишнее тому подтверждение. Танкист, ожоги второй степени. Четыре месяца ждал медкомиссию. «Врачи твердили: „Жив? Значит годен“. Домой вернулся только после того, как вмешался депутат», — рассказывает он.

А дальше — что?

Прогнозов несколько.

– Постепенное возвращение — якобы к концу 2025 года мобилизованных начнут заменять контрактниками. Но кто подпишет контракт, если желающих немного? – Заморозка процесса — при ухудшении обстановки демобилизацию просто приостановят. Объяснят, как обычно: «обстановка требует».

А как думаете вы? Есть ли третий сценарий — тот, о котором предпочитают не говорить вслух?

Почему молчат те, кто обязан говорить?

«Все решения — ради безопасности страны». Стандартная фраза, которую слышат семьи бойцов. Только вот складывается ощущение, что это игра в одни ворота. Родные мобилизованных всё чаще говорят: «С нами никто не разговаривает».

Единственная уступка — двухнедельный отпуск раз в полгода — и тот часто не дают. «Ситуация напряжённая», — коротко говорят командиры. И разговор окончен.

Что можно сделать?

Пока ждать — значит молчать, юристы советуют:

– собирайте медсправки, документы о семье; – пишите в военную прокуратуру, если вас игнорируют; – обращайтесь к журналистам, правозащитникам, депутатам.

Да, звучит как борьба с ветряными мельницами. Но каждое письмо, каждая публикация — это удар по стене молчания. А стена, как известно, рушится не сразу, а с первой трещины.